Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-3 [СИ]
— У вас будет особое задание, Прошляков. Особое.
Генерал помолчал, чтобы подчеркнуть важность сказанного.
— Здесь и сейчас, в километре от Берлина мы, возможно, находимся в шаге от поражения.
Прошляков недоуменно поднял брови.
— Да, поражения. Есть все основания предполагать, что немцы все-таки создали и сейчас применяют против нас какой-то из вариантов Оружия Возмездия. Мы уже понесли серьезные потери, но самое главное — немцам здесь, на пороге победы удалось внушить нам страх. Вы знаете, что будет после войны, капитан?
Капитан пожал плечами
— Никак нет.
Он и в самом деле — не знал. Война впилась им в кровь и плоть, они сами были войной и не представляли себе иной, мирной жизни. Прошляков не знал, куда он вернется, а главное — зачем. У него никого и ничего не осталось, кроме мести.
— А я — знаю. После войны — нам придется иметь дело с армиями капиталистического лагеря. Сейчас они воюют за нас, но это ничего не значит: они предадут нас с той же легкостью, как предавали и раньше. Не просто так — они тянули с открытием Второго фронта. Пойдет дележ наследства Рейха, и прежде всего — капиталисты обратят внимание не на мирные станки и мирных инженеров. Они обратят внимание на то, что поможет поставить на колени уже нас, государство рабочих и крестьян. От того, в чьи руки попадет оружие возмездия — будет зависеть, возможно, ход будущих войн. И даже то, начнутся ли они.
Генерал откашлялся и закончил
— Военным советом фронта поставлена задача добыть оружие возмездия, желательно неповрежденным, а так же по возможности пленить солдат, применяющих его. Соответствующие задачи поставлены группам полковой и дивизионной разведки во всей полосе наступления. В нашей армии — эту задачу будете выполнять вы, капитан…
— Ты что, озверел совсем?
Прошляков пожал плечами
— Почему, товарищ подполковник.
— По кочану! Ты в штаб армии приперся или в бордель опять?
Про бордель — история была особая. Они краем зацепили Румынию. А там — война войной, а бордель работает. Была даже поговорка — если есть сто лей, то имей хоть королей. Каждый отделался своим — кто дурной болезнью, кто понижением в звании. Прошлякова — опять не повысили в звании до майора, хотя представление уже было готово.
— Товарищ подполковник ну нету у меня формы. Штатная — за неделю рвется, я для каптерщика и так уже враг народа. Мне немецкую возить надо, причем разную, у нас и так там как походный табор цыганский.
— То-то и оно. Как табор цыганский — подполковник хмуро взглянул на подчиненного — и думал бы, что говоришь. Ладно, слушай…
Прошляков с интересом выслушал исходные данные для поиска. Он и сам слышал, что происходит что-то неладное — но связывал это с тем, что в районе центра города наверняка держали оборону элитные части СС, возможно даже лейбштандарт. Сам он со своими людьми — нечасто поднимался на поверхность, последние дни он обследовал и пытался найти проходы в берлинском U-bahn.[59]
— Значит, данные о потерях специально занижались.
Подполковник хмуро кивнул
— В некоторых частях отмечены случаи паники. В штрафбат посылаем, но сам понимаешь — бесполезно. Рейхстаг в трех шагах.
— До него еще надо дойти…
— Сказал — думай, что говоришь!
— Да… мне нужно поговорить с теми, кто остался в живых. Может, они что-то видели. Вы передо мной прямо задачу ставите. Найди то — не знаю что.
— Других не будет!
— Извините, товарищ подполковник.
— То-то. Выжил мало кто. Но одного я тебе нашел. Сейчас.
Солдат — производил впечатление жалкое, было видно, что это не солдат. Настоящий солдат — давно не только свыкся со своей новой ролью и новым статусом — но и приспособился с комфортом существовать даже в страшных условиях войны. Именно так — отбирал людей в свою команду Прошляков. У его людей — в кармане всегда была ложка, а на ногах — офицерские трофейные сапоги, выменянные на что-нибудь, на ногах — идеально подвязанные портянки, в глазах — веселая бесшабашность, мол мне — сам черт не брат. Оружие у такого солдата в идеальном порядке, в кармане всегда найдется неучтенный трофей — красивый пистолет, компас, часы. Вот с такими — можно и самому черту на рога нас… А этот…
Тусклые глаза, чистая, но на размер больше шинель, светлые пятна на гимнастерке, где раньше были медали. В принципе можно понять — перед самим Рейхстагом так опуститься. И ведь наверняка без вины — просто командование решило, что кто-то должен ответить. Нашли стрелочника — мертвые сраму не имут, а этот остался в живых. Он и виноват то был только в том, что не разделил участь своих солдат.
— Имя — строго спросил подполковник
— Антонов. Рядовой Павел Антонов тов…
Ага, значит, еще и били. Особисты сильно лютовали на эту тему — какой ты мне товарищ, гад! И в морду, да потом еще сапогами по ребрам… нравы на фронте простые. Особенно они досаждали во время передышек, перегруппировок… когда шла война, они старались на передовой не показываться. Нет, не из-за трусости… трофеев было много на руках, а пуля могла с разных сторон прилететь. Не любили особистов.
— Расскажите об обстоятельствах гибели вверенного вам личного состава.
Новоиспеченный рядовой — хорошо, что в штрафбат не закатали — начал рассказывать. Прошляков слушал, легко отделяя правду от лжи. То, что покинул вверенное ему подразделение — правда, то что пошел проверять посты — ложь. Шариться по домам пошел, потому и троих с собой взял для поддержки. Такое было, причем часто. А что вы еще хотели? Кадровый состав к сорок третьему выбили весь. Те, кто служит сейчас — для них и кровать с никелированными шарами — невиданная роскошь, жизненная мечта. А тут — и ходики, и утварь кухонная. Даже телефункены.[60] Только обычно все наоборот было. Кто по развалинам шарахался — тех и резали. А тут — выбили тех, кто остался на ночевку.
Когда командир погибшего подразделения умолк, капитан посмотрел на подполковника
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Действуйте.
— Есть несколько вопросов. Первый — сколько отсутствовали?
— Ну… около часа.
— Ты мне без «ну»! — пристрожил подполковник
— Минут пятьдесят.
— Сколько времени? — внезапно спросил Прошляков
— Без десяти девять…
Часы были хорошие, наручные — не отобрали. Значит, словам про время можно верить. Прошляков сталкивался с тем, что люди, призванные от сохи просто не имели чувства времени, и с этим были проблемы.
— Возвращались тем же путем, как уходили?
— Да.
— Первого — часового нашли.
— Да… прямо наступили на него.
— Потом — и всех остальных.
— Так точно.
— Выстрелов, значит, не слышали.
— Никак нет.
— Сами не стреляли?
— Стрелял… — ответил за новоиспеченного солдата подполковник — он, сукин кот, решил бой сымитировать.
— Вам ответили огнем?
— Никак нет.
— Кто-то был еще в живых, когда вы вернулись в место расположения?
— Никак нет.
— Костер все еще горел?
— Никак нет.
— Уже потух? Угли горели?
— Никак нет. Мы же его потушили. Только в ведре кое-что тлеть оставили. Чтобы утром — не разжигать…
— Ну?
— Ну, в принципе все понятно — неохотно сказал Прошляков — несколько винтовок или пистолет — пулемет с Брамитом…[61] Медики что говорят? Калибр разный — или один?
— Один. Семь девяносто два, короткий.
— Штурмгевер, значит.
— Он самый. Ими только части СС и вооружены.
— Да всякое бывает. Интересно только одно.
— Что же?
— Такое бывает, если не потушили костер на ночь, и часовой не успел отреагировать — тихо сняли, потом и остальных. Захотели погреться… погрелись. А вот тут — костер был потушен. И как же он их?
— С чего будешь поиск начинать?
— С завтрашнего дня. Они где-то должны прятаться. Наверняка — в подземелье.
— Капитан! — полковник погрозил кулаком — сегодня, чтобы выставил секреты!
Прошляков кивнул
— Выставлю. Только… спорим, что толку не будет? На табак.
С этими словами — в руке капитана появилась пачка американских сигарет. Такие были редкостью, иногда их находили в танках или самолетах, получаемых по ленд-лизу.
— Ох, допрыгаешься…
Люди капитана Прошлякова не имели никакого пункта дислокации, они передвигались на двух автомашинах — Виллисе и Студебеккере, в которых у них было все, что составляло их нехитрый скарб, и должно было быть под рукой. Третьей машиной был Опель Блиц, который на данный момент был сломан и оставлен в танковом рембате под присмотром двух хлопцев. Остальным — пришлось потесниться…
В отсутствие командира — подчиненные не бездействовали. Они уже нашли место для стоянки своих машин, немаловажный момент — прикрывшись танковой броней. У танкистов же — они выменяли приварок, отдав взамен фашистский флаг в хорошем состоянии (типа в бою взяли, на самом деле разведчики его в местном комитете НСДАП дернули) и пистолет из трофеев. Приварком были немецкие консервы, мясо с соей, но вкусно. Второго фронта[62] — не было.
